taiyou-kai
ПУТЕШЕСТВИЯ
Осенние ботанические этюды
Мария Ермилова
01.11.2024
Как-то раз в декабре проездом я оказалась в Нагое. Перед поездом я решила прогуляться по непривычному для меня городу. Было ясно, ветер гнал пушистые клочья облаков на пронзительно синем небе, а солнце приятно грело сквозь куртку. Вдруг я увидела сакуру, всю в цветах, но при этом в огненных листьях. Я замерла от неожиданного зрелища. Проходящие мимо японцы тоже останавливались, фотографировали деревья. Поскольку я не спешила, то достала блокнот и зарисовала ветку дерева, которая тогда даже показалась мне каким-то таинственным знаком свыше (рисунок автора ниже).
Рисунок: Мария Ермилова
Вернувшись в Токио, я показала рисунок сэнсэю, и он многозначительно произнес: сакурамомидзидесунээээ, медзурасиииии… Оказалось, этому есть название! Значит, это не единичный феномен, не сбой в цветении из-за изменения климата. Сакурамомидзи (桜紅葉, sakuramomiji) - это японский термин, который объединяет два понятия:
1. Сакура (sakura) - цветущая вишня, символ весны в Японии.
2. Момидзи (momiji) - японские клёны, особенно известные своими красными листьями осенью.
Термин "сакурамомидзи" используется для описания периода или явления, когда можно наблюдать как цветущую сакуру, так и красные листья одновременно. Насколько мне удалось понять, это относится именно к листьям сакуры, которые становятся красными осенью, но может включать и комбинацию с кленами, как например в этом парке.
Фото: Мария Ермилова
Но как же так получается? Дело в том, что вишня цветет не только весной. Некоторые виды цветут в зимнее время и зовутся зимней сакурой (冬桜, fuyuzakura). Они-то и пересекаются с красными листьями, своими или кленовыми.
Говоря о кленах, я предвкушаю любование в этом году. Сколько разных форм и цветов можно видеть даже в городе, например в Maple Valley Shiba Park. Как натуралист и выходец из России, в Японии я обратила внимание на широчайшее разнообразие среди тех деревьев, которые с детства казались «одиночками» в своем роде. Так, у нас в средней полосе обыкновенно мы видим клён платановидный и завозной американский клен. А в Японии? Около 25 видов в природе и тысячи культивированных вариаций! А дубы? Когда я будучи экологом изучала флору Нижегородской области, фигурировал лишь дуб черешчатый. Собирая желуди в парке в Чиба, я была ошарашена узнав, что в Японии произрастает 15 или 16 видов настоящих дубов, а также по два вида дуба туполистного (род Lithocarpus) и каштанника (род Castanospis), которые также дают желуди. Не говоря уже о каштанах.
Как интересно их рассматривать, находя отличия! Здесь шапочка в крапинку, а тут с кольцами, а тут настоящее гнездо. Длинные, коротышки, округлые и угловатые, переливаются у меня на ладони. Принеся гостей домой, я зарисовала их тушью и акварелью.
Рисунок: Мария Ермилова
Всякому, кто любит присматриваться к природе, в Японии есть чем себя занять. Постоянная смена сезонов, цветы, листья, плоды, это удивительное разнообразие. Мне нравится, что у японцев это часть культуры. В сентябре - октябре в музеях выставляются полотна с осенними травами. Люди гуляют в парках с лилиями хиган. Скоро откроются выставки хризантем. А дальше, зимой – любование пионами под снегом в парке Уэно. Любое время – это время приятных ботанических прогулок.
Август. Традиции и праздники в Японии
Ирина Хига
22.08.2024
В августе из-за духоты и очень высокой влажности японцы предпочитают проводить время где-нибудь в горах. Одним из самых излюбленных занятий является восхождение на гору Фудзи. В связи с этим, парламент Японии принял поправку к закону о национальных праздниках, и с 2016 года “Яма-но-хи” или День гор официально отмечается 11 числа как красный день календаря.
Август — это также время различных общественных мероприятий, в том числе и тесно связанных с синтоистскими и буддистскими ритуалами. В первую очередь в середине августа в течение трех дней повсеместно празднуется “Обон”. Несмотря на то, что Обон не является государственным праздником, многие компании закрывают свои офисы и отпускают своих служащих в места, где они родились, чтобы отдать дань памяти “отошедшим по другую сторону реки”. Согласно традиции, считается, что в это время года души усопших посещают своих родных, поэтому с наступлением темноты родственники вывешивают фонари, чтобы души могли найти дорогу домой. Поэтому Обон еще называют праздником фонарей.
Само слово “Обон” — это сокращение от буддистского праздника Улламбана (яп. “у-ра-бон-э”), что на санскрите означает “висение вверх ногами” и подразумевает великое страдание. В Улламбана-сутре есть такая история про Мокурэна, ученика Будды, который использовал свои способности, чтобы повидаться со своей умершей матерью. Когда он обнаружил, что та попала в мир “голодных духов”, он сделал по совету своего учителя Будды приношения еды, благовоний и светильников монахам, которые вернулись из летнего уединения, и мать его была освобождена от страданий. Ученик от счастья, что его мать свободна, стал танцевать.
Считается, что от этого танца и пошел “Бон-одори” - танец памяти предков. Каждый регион Японии для этого танца имеет собственную музыку и движения. Типичный Бон-одори представляет собой хоровод вокруг высокой деревянной постройки под названием ягура (букв. с яп. “башня”), возведенной специально для праздника. Ягура также служит помостом для музыкантов и певцов. Самым традиционным музыкальным инструментом для этого танца является тайко (букв. с яп. “большой барабан”). Визуальная часть представления тайко не менее важна, чем его акустическое воздействие. Движения “ката” связывают барабан и исполнителя - своего рода вид боевых искусств, только в танце. Танцоры же, в свою очередь, могут двигаться как по, так и против часовой стрелки вокруг ягуры, а также как к, так и от нее.
фото: Татьяна Романова
Бывают такие танцы, как “охара-буси” и “ава-одори”, которые проводятся в виде процессии по улицам города. Во время танца могут также использоваться специальные предметы: веера, полотенца “тэнугуи”, деревянные трещотки “кати-кати” и т.п. Традиция Бон-одори была заложена в конце периода Муромати как публичное развлечение. Со временем изначальная религиозность танца спала и он стал просто ассоциироваться с летом. К вечеру в парках можно увидеть танцующих в юката японцев от мала до велика. А закрывается праздник торжественным ритуалом “торо-нагаси” - красочные бумажные фонарики со свечами, которые пускаются по реке или морю, указывая душам безопасный путь в царство мертвых.
На Обон перед “буцуданом” (домашний алтарь) на столике для подношений традиционно “усаживают” огурец и баклажан.
Это транспорт для душ предков. Есть очень старое известное выражение きゅうりは早馬、なすびは牛 (Кюри ва хаяума, насуби ва уси), которое переводится как "огурец - быстрая лошадка, баклажан - буйвол". Смысл примерно в том, что для посещения родного дома духам предков преподносят огурец - быструю лошадку, чтоб побыстрее доехать “оттуда” до ожидающих их живых родичей,
а для возвращения “туда” - подносят баклажан - неспешного буйвола, чтоб не торопились уезжать. Частенько в огурец и баклажан украшают "ножками" из зубочисток. Для большей похожести на "лошадь" и "буйвола".
Еще одна очень любимая мной японская традиция ведет к истокам религии синто - повсеместное проведение фестивалей “мацури”. Каждый регион Японии имеет свои уклады и время проведения, но большинство мацури проходят именно в период с августа по октябрь. Связано это, пожалуй, с древними ритуалами поминовения усопших, или в честь посева или сбора урожая, хотя бывают и мацури, например, освещающие фаллический культ - Канамара мацури (金まら祭り), или самурайский фестиваль Сэндацуки Мацури (千手観音祭り), посвященный самурайским традициям и боевым искусствам. Для мацури характерно (но не обязательно) шествие по улицам города с позолоченным разукрашенным паланкином “микоси”. Священные носилки носят на больших длинных деревянных шестах по несколько десятков распевающих и пританцовывающих носильщиков. В зависимости от размера паланкина требуется порой до сотни человек, а то и автотранспорт, чтобы поднять подобное сооружение. Верующие японцы говорят, что паланкин становится тяжелым в день мацури, так как божество “Ками” в нем поселяется на время праздника. Праздники длятся от одного до нескольких дней. После праздника и до следующего года паланкины стоят в специально отведенных местах при храмах или в специальных гаражах. Фестивали бывают малогабаритные с участниками из общины одного какого-то района, а бывают и масштабные, где участвуют все жители города. А на самые диковинные фестивали съезжаются из всех уголков Японии. У нас в городе такой фестиваль проводится раз в четыре года (в год проведения Летних Олимпийских Игр)
в середине июня с участием трех храмов и около 100 паланкинов. Шествие длится три дня и три ночи по заранее отведенным кварталам города, где параллельно проходят ярмарки, на которых местными жителями продаются еда и сладости, талисманы на удачу, обереги от всяких напастей и амулеты на счастье, игрушки и всякая всячина. На перекрестках каждая группа носильщиков показывает свое мастерство, то поднимая, то опуская, то виртуозно подбрасывая носилки в воздухе, при этом подпевая определенную мелодию, которая одновременно является и подбадривающей и имеет определенный позывной смысл. В нашем портовом городе это традиционный выкрик моряка “маэда! маэда!” (букв. яп. “вперед”). Носить паланкин могут все желающие.
И даже четырех годовалым детям выделяют самый маленький паланкин, тем самым приучая к вековым традициям. Зрелище абсолютно потрясающее, и атмосфера заражает своей фееричностью.
фото: Ирина Хига
фото: Татьяна Романова
Ну и самым, пожалуй, ярким событием жаркого августовского вечера являются соревнования ярких огней фейерверков “ханаби” (букв. с яп. “огненные цветы”), проводящиеся то в одном, то в другом городе или районе повсеместно (не обязательно в один день). В организации праздничных салютов японцам нет равных. Это часовое представление поражает фантазией изобретателей-чудо-пиротехников: то небо усыпано звездами и сердечками, то в небе мимолетно распускаются хризантемы и тут же увядают, сбрасывая свои лепестки, то пролетают круги и ромбы, то осыпается с неба занавес огненного водопада. Японцы испокон веков являются ценителями краткого мига цветения сакуры. Для них это наглядный образ быстротечности, некая ступень в бесконечном круговороте буддийского перевоплощения. Каждой весной сакура распускается, чтобы затем опасть под безжалостными порывами ветра и дождя, как и сама человеческая жизнь, способная оборваться в любой момент. Японцы воспринимают это спокойно,
без чувства сожаления и страха. Поэтому любование сакурой стало просто духовной потребностью, своего рода национальной философией. А чем отличаются "огненные цветы" фейерверка от соцветий сакуры? Только еще большей краткостью своего существования, мигом, за которым следует новое мгновенное сияние или темень забвения.
фото: Татьяна Романова
Если вы планируете в августе в Японию, вот список самых известных и грандиозных мероприятий:
Ава Одори (阿波踊り) – проводится с 12 по 15 августа в городе Токусима на острове Сикоку. Этот фестиваль известен своими массовыми танцами, где тысячи участников в традиционных костюмах исполняют энергичные танцы под аккомпанемент музыки.
Нэбута и Нэпута Мацури (ねぶた祭り/ねぷた祭り) – проходят с 1 по 7 августа в городе Аомори и Хиросаки. Основным событием этого фестиваля является ночное шествие гигантских светящихся фигур (небута) и веерообразных конструкций (нэпута), изображающих сцены из японской мифологии и истории и китайских и японских легенд и мифов, а также сцены сражений.
Канто Мацури (竿燈祭り) – проводится с 3 по 6 августа в городе Акита. Главная особенность фестиваля – это шествие, в ходе которого участники балансируют длинные бамбуковые шесты с прикрепленными к ним бумажными фонарями, символизирующими колосья риса.
Ямага Торо Мацури (山鹿灯籠まつり) – проводится 15 и 16 августа в городе Ямага, префектура Кумамото. Этот фестиваль знаменит танцами женщин с золотыми фонарями в виде храмов на головах, что создает удивительное зрелище.
Бон Одори (盆踊り) – это традиционный танцевальный фестиваль, который проводится по всей Японии в августе, в период Обона (с 13 по 16 августа). Он посвящен почитанию предков, и в каждом регионе свои особенности танцев и музыки.
Даймон-дзи Гозан Окуриби (大文字五山送り火) – проходит 16 августа в Киото. Это финальный обряд Обона, во время которого на холмах вокруг Киото зажигаются огромные огненные иероглифы и символы, провожающие души умерших обратно в мир духов.
Омагари Ханаби (大曲の花火) – один из самых престижных фестивалей фейерверков в Японии, который проводится в конце августа в городе Дайсен, префектура Акита. Это мероприятие также является конкурсом среди профессиональных пиротехников, которые соревнуются за звание лучшего. Фестиваль привлекает зрителей со всей страны благодаря своему масштабному и впечатляющему шоу.
Нагасаки Хэйва Кинэн Ханаби (長崎平和記念花火大会) – проходит в начале августа в Нагасаки, в память о жертвах атомной бомбардировки. Этот фестиваль совмещает красоту фейерверков с глубоким посланием мира.
Нанива Яодзаки Ханаби (なにわ淀川花火大会) – один из крупнейших фестивалей фейерверков в регионе Кансай, который проходит в начале августа в Осаке на реке Ёдогава. Шоу привлекает огромные толпы зрителей благодаря своему масштабу и великолепию.
Эдогава Ханаби (江戸川花火大会) – проводится в первую субботу августа на реке Эдогава в Токио. Это один из самых известных фейерверков в столице, и на него собираются десятки тысяч зрителей.
Миядзаки Ханаби (宮崎花火大会) – проводится в середине августа на побережье Миядзаки. Этот фестиваль сочетает в себе красивые морские пейзажи и яркие фейерверки, создавая уникальное зрелище.
Тояма Ханаби (富山の花火) – проводится в середине августа в Тояме, на севере Японии. Шоу отличается великолепными фейерверками, отражающимися в водах местной реки, что придает особое очарование.
фото: Татьяна Романова
Нэпута, или Не спи в летнюю ночь!
Татьяна Романова
06.09.2024
Каждую первую неделю августа последние десятки лет и вообще каждое жаркое лето последние 302 года размеренная жизнь уютного и богатого на культурные и исторические объекты городка на севере главного острова Хонсю накрывает большая суета. Одни занимают места на тротуаре вдоль центральной улицы города Дотэмати, другие, а это более 80 групп больших энтузиастов, переодеваются в очень традиционное и обеспечивают громкий и яркий вечерний праздник длиною в семь дней.
Краткая информация
Фестиваль: Хиросаки Нэпута Мацури (弘前ねぷたまつり).
Даты: 1 – 7 (первая неделя) августа. Всегда. Лишь весной знатного 2020 года фестиваль был отменен еще на этапе подготовки, с конца февраля, а в 2021 уже провели в почти обычном режиме, но без зрителей, ибо традицию прерывать недопустимо
Считается, что фестиваль Нэпута берет начало от традиционной церемонии Нэмури Нагаси (眠り流し) - изгнания невидимого демона сна, который навевает сонливость людям летом и отвлекает от сельскохозяйственных работ. Именно изгнание светом фонарей с огнем внутри и легло в основу современного фестиваля Нэпута. Название же происходит от слова непутэ, что на северном диалекте цугару означает «сонный».
В фестивале принимают участие группы не только жителей разных районов города Хиросаки, но и со всех окрестностей свозятся шедевры – нэпуты, которые представляют собой гигантские фонари в форме 3D веера, с подсветкой изнутри и феноменально яркими картинами, вернее художественными произведениями на них. Об этом отдельно.
Фото: Татьяна Романова
В начале августа этого жаркого года я направилась на свой третий в жизни Хиросаки Нэпута со спокойным чувством уверенности в каждом моменте и горячем предвкушении события в целом. Выйдя из самолета, уверенно оказалась первой на остановке автобуса по маршруту аэропорт Аомори – станция Хиросаки и буквально через час уже стояла у заветного яблока, что "живет" поверх почтового ящика у входа в железнодорожный вокзал.
Фото: Татьяна Романова
Вдоль дороги Дотэмати уже каждый клочок тротуара был отмечен, как занятый либо пластиковым подстилом для сидения на земле, либо просто скотчем наклеен прямоугольник прямо на асфальте. И буквально все магазинчики или едальни продавали места на стульях напротив своего заведения. Но я человек иного склада – я передвигаюсь с фотокамерами вдоль процессии, меняя локации и ракурсы. Найдя отправную для себя точку, я принялась ждать и вслушиваться в гром приближающейся процессии в уже наступивших сумерках, которая как бы спускалась с мистической трехпиковой горы Иваки – северного аналога Фудзи, что возвышается над городом.
Фото: Татьяна Романова
А слово «гром» тут не зря. Впереди процессии и с ее же скоростью движется полицейский автомобиль, а за ним - первый этим вечером источник грома, гигантский барабан одайко. Вибрация от него настолько низкая и громкая, что все внутренние органы входят в синхронный резонанс и к горлу подкатывает комок, от переполняющих эмоций: Нэпута идет!
В городе Хиросаки есть три одайко. Один из них называется Цугару Дзёппари Одайко (津軽情っ張り大太鼓, Tsugaru Joppari Ōdaiko), который был воссоздан в 1970 году на основе мифа о третьем правителе клана Цугару, Нобуёси. Дзёппари это выражение на диалекте цугару, означающее «упрямство людей цугару». Не путать с названием саке! Дзёппари одайко в диаметре 3 метра и весит 2 тонны. Для покрытия каждой стороны барабана использована цельная коровья шкура, а корпус барабана сделан из натурального кедра из префектуры Акита. Два других одайко известны как Цугару Го Дзёппари Одаико и Доттэн Даико.
Фото: Татьяна Романова
На одайко играют взрослые, которых на короткое время подменяют школьники, что вызывает бурные аплодисменты зрителей – преемственность поколений.
За барабаном и на остальных два часа тянется громкая, калейдоскопная, раскрашенная процессия из множества отдельных групп с возрастным распределением от мала – в колясках, до велика – почти в колясках. Каждая группа и похожа, и не похожа одна на другую и мозг инстинктивно вдается в детали, фиксируя общее и различное.
Фото: Татьяна Романова
Гигантские веерообразные нэпута это Оги Нэпута (Ogi Neputa), и именно они - лицо Хиросаки Нэпута. Появляются и трехмерные фигуры Куми Нэпута (Kumi Neputa), но это больше Аомори Нэбута. Кагами-э (Kagami-e) – зеркальная картина на лицевой стороне представляет собой изображения героических и кровавых батальных сцен из древней мифологии Японии и Китая, в то время как Миоури-э (Miouri-e) на обороте гигантского трехмерного веера это всегда красавица с томным взором в окружении разных недобрых существ. Такой контраст завораживает.
Фото: Татьяна Романова
Как четко отметил в интервью Кэнъити Судзуки (Ken-ichi Suzuki), басист, вокалист и сооснователь метал группы Ningen Isu, который сам родом из Хиросаки и ежегодно возвращается на Нэпуту «зарядиться» силой на весь год: «Очарование Хиросаки Нэпута в присутствии большого количества жутких сцен на картинах, что не навевает скуку, как если бы это были милые картины. Возможность созерцать на жуткое поддерживает интерес к фестивалю долгие годы». А именно триста лет и два года.
Звуки процессии это незабываемый «рокерский» ритм барабанов, мобильный ряд которых сопровождает каждую нэпуту и душераздирающий крик «Яаааа-яаа-дооо!». Обязательно флейта. А совсем вечером, когда непуту увозят ждать следующего дня, их провожают возгласами «Нэпута мондорико!» («Нэпута идет домой!»).
Фото: Татьяна Романова
На седьмой день часть красавиц-нэпут торжественно сжигают на глазах зрителей, что возвещает о переходе города в привычный ритм. А несколькими месяцами спустя начнётся новый длинный путь к первому августа.
Заинтересовала? Тогда не пропустите Нэпута мацури в середине ноября на Асакуса (Токио).
Фото: Татьяна Романова
Токийская ностальгия
Роман Малышев
26.06.2024
Когда Москва еще крепко спала под плотным серебристым снежным одеялом, выпуская из ноздрей струи густого пара в промерзшее небо, далеко на Востоке из молочной дымки показалась белая шапка вечной горы Фудзи. На календаре было первое марта. Я снова в Токио, и в этот прекрасный погожий день сложно было придумать лучшее занятие, чем прогулка по привычным местам студенческой поры.
Бескрайний комплекс Императорского дворца, гигантские стеклянные здания крупнейших японских компаний, словно собранные из мириад частиц детского конструктора, дорожные развязки, извивающиеся как ветви красной японской сосны, бесшумно плывущие по ним автомобили, шорох мелкой гальки под ногами… В небольшом садике в гордом одиночестве стоит памятник Кусуноки Масасигэ — политическому деятелю и полководцу, отдавшему жизнь за Императора в борьбе с сегунатом Камакура. Кажется, что его боевой конь вот-вот сорвется с места и пустится вскачь на врага, — настолько динамичны его линии.
фото: Роман Малышев
Караульные на мосту Нидзюбаси и пара полицейских на подходе к нему стерегут покой Его Величества. Никому не дозволено вторгаться в жизнь императорского двора, а чтобы чей-нибудь любопытный глаз все-таки не вздумал проникнуть в ее таинства, воспользовавшись высотой близлежащих зданий, они специально отнесены от границ территории дворца на большое расстояние. В ранний час здесь практически никого нет, только маленькая группа сонных китайцев. Делаю пару снимков, чуть ли не с той же точки, откуда впервые разглядывал этот городской ландшафт семь лет назад через видоискатель фотоаппарата. И вроде все то же, но видится как-то иначе, и иные получаются кадры. Занятно.
Солнечные лучи, пока еще не уверенные, слегка подогревают воздух, и в нем ощущается едва уловимый особый запах — запах японской весны. Познав его раз, больше ни с чем не перепутаешь. Так пахнет только здесь, только в эту пору. На лицах многих прохожих, спешащих по делам во все концы необъятного мегаполиса, санитарные маски. Как предположил мой уважаемый спутник — ветеран дипломатической службы, — причиной тому плохая экология. Отнюдь, по моим ощущениям, в Токио прекрасный воздух, несмотря на обилие машин и плотную застройку. На контрасте с Санкт-Петербургом и Москвой дышится в японской столице необычайно легко, особенно осенью и весной, и воздух, как говорят сами японцы, по-настоящему «вкусный». Один японский клерк, которого мне случилось обучать основам русского языка, рассказывал, что этот непередаваемый «вкус» привносит ничто иное, как мельчайшие частички пыли. Ласковые ветры Азиатского континента несут ее сюда из глубин китайских пустынь, преодолевая Японское море и горные хребты острова Хонсю. Не знаю, правда ли это, но романтический образ навсегда сохранился в памяти. Кстати, маски по весне японцы надевают из-за повальной аллергии, вызванной интенсивным цветением растений.
Учтивый водитель автобуса одет в белоснежную, аккуратно выглаженную рубашку. На шее — изящно, без изысков, — повязан обычный черный галстук. На руках — безупречно белые перчатки. Лицо доброе, но не выражает каких-либо эмоций. Этакая кукла, недавно извлеченная из упаковки. Впрочем, большинство иностранных путешественников, добирающихся до берегов страны Ямато, отмечают, что черта эта свойственна чуть ли не всем ее жителям и относится к числу загадок их национального характера.
Плавно покачиваясь, автобус с эксцентричной окраской и соответствующим ей названием «Оранжевый пудель» везет нас по центральным улицам. За окном проскальзывают вывески магазинов, закусочных и кафе, офисных центров. В названиях кофеен зачастую используются французские слова: эстеты-японцы любят утонченное и изящное. Изредка появляется небольшой буддийский храм или синтоистское святилище. По обе стороны только и видно, что непрерывные стены высоток и утилитарных домов непонятного назначения. Где-то орудуют строительные краны, заполняя освободившиеся места новыми конструкциями.
Тут не поймешь: не то ты разглядываешь город, не то он вкрадчиво смотрит на тебя тысячами стеклянных глаз, словно изучая, как ребенок, поймавший неизвестную букашку.
фото: Роман Малышев
Поднимаемся на Токийскую телебашню. В лифте закладывает уши. Вроде бы все привычно. Вроде и бывал тут уже не раз, но спустя годы никак не могу избавиться от ощущения заезжего гайдзина, для которого все в диковинку, куда ни посмотри. Поклон, благодарность, снова поклон, снова благодарность, затем исполненное вежливости предупреждение: «Пожалуйста, смотрите под ноги, будьте осторожнее, чтобы не упасть». Реплики, мимика, движения — все отточено, стандартизировано. Но ничего кроме регламента за этим не стоит, об искренности можно и не мечтать. Это отчасти расстраивает, но в то же время и восхищает. Невольно думаешь, что для достижения такого результата обслуживающий персонал не один год муштровали в специальном лагере.
Вот мы на смотровой площадке. Во все концы простирается город. Тут и там в небо устремляются небоскребы, то поодиночке то маленькими группами, образуя своего рода островки в море однотипных зданий. Местами взгляд различает мазки зеленого и бурого цвета — это деревья. Большие белые иероглифы внизу на асфальте призывают автомобилистов сбросить скорость или остановиться. В прозрачном воздухе видно, как море человеческих судеб разбивается о высокие горы на западе.
Нам везет: сегодня и тут мало народа. У учащихся средней школы экскурсия. Они ходят из стороны в сторону, обсуждают между собой что-то. В таких местах очень интересно рассматривать детали, мелочи, которые, на первый взгляд, не имеют никакого значения. Это похоже на поиск сокровищ в старой книжной лавке, где отсутствует всякая система и упорядоченность. Так и в этот раз — глаза неустанно бегали по нагромождению домов и улиц и внезапно остановились на крохотной фигуре неизвестного человека. С высоты он казался размером не больше муравья, но движения его читались отчетливо. Он стоял на маленьком пятачке, примыкающем к стене дома, возле пересечения двух узких автомобильных дорог, и отрабатывал технику владения мечом. Скорее всего, меч был деревянный, тренировочный. Его движения были подчеркнуто медленными и сопровождались выраженными паузами между ними. Вокруг царили тишина и умиротворение: прохожих не было, лишь изредка где-нибудь поблизости проскакивало такси или мини-фургон. Наверное, именно этим был обусловлен его выбор этого скромного уголка большого города. Наверное, он уже не один год повторяет тут свой необычный ритуал.
Идем по стоянке мимо ряда автобусов. Каждый из них имеет свою окраску, рисунок, надписи, свои характерные линии корпуса. Кажется даже, будто все до единого они обладают индивидуальностью. Наш дальнейший путь лежит к рынку Цукидзи, что в портовом районе Токио. «Этот рынок известен своими рыбами, их привозят туда со всей Японии», — с забавным акцентом по-русски рассказывает японка-гид средних лет.
фото: Роман Малышев
Как и следовало ожидать, ближе к полудню первый цикл рыбных торгов уже закончился. Лавки опустели, продавцы в легких комбинезонах и резиновых сапогах, блестящих от воды, подсчитывали выручку. Однако бурлящее движение никуда не ушло.
По проездам сновали тачки с пенопластовыми коробками, в проходах между рядами работники рынка смывали водой из шлангов кровь, чешую и всякую грязь в канализацию, чистили большие острые ножи. Кто-то разговаривал по мобильному телефону.
Из-за обилия льда и холодной воды вокруг стало зябко. Запахи рыбы и моря кружили голову.
Я был здесь шесть лет назад, это был мой первый визит в Японию. Хорошо помню, какое впечатление тогда на меня произвели огромные туши тунцов и их отдельные куски, цветом и фактурой напоминавшие мякоть арбуза, невероятных размеров глубоководные крабы, моллюски и прочие обитатели моря. В считанные часы им суждено было разъехаться в разных направлениях по ресторанам, закусочным и магазинам и в тот же день найти последнее пристанище в желудках тысяч японцев.
Помимо морепродуктов на рынке Цукидзи можно также приобрести первоклассные японские ножи и множество других приспособлений для кулинарных экзерсисов. После этого не грех и перекусить в одной из многочисленных сусечных, разбросанных по территории рынка и за его пределами. Так мы и сделали.
Японцы не были бы японцами, если бы не продумали заранее, куда именно мы пойдем обедать. Нас привели в уютную едальню, спрятанную в неприметных закоулках чуть ли не сразу за воротами рынка, через дорогу. Теплый свет ламп и обилие дерева в интерьере радовали глаз. Трое суси-мастеров выкрикнули обычное приветствие: «Добро пожаловать!». Звуки были намеренно растянуты, как подобает в заведениях такого рода. Молодая официантка в традиционном наряде и с прической а-ля конский хвост приняла заказ и удалилась. Помимо нас тут были еще двое мужчин, небольшая семья и молодой парень англосаксонской внешности. То ли уже разделавшись с едой, то ли еще только ожидая, когда ее подадут, он внимательно изучал путеводитель по Японии.
После пусть и непродолжительного нахождения на прохладном рынке чашка горячего зеленого чая приятно согревает ладони.
В ожидании заказа обсуждаем истоки трепетной любви азиатов и японцев в частности к гастрономии. Мой ранее упомянутый уважаемый спутник охотно делился воспоминаниями и впечатлениями о тонкостях бирманской и корейской кулинарной жизни, накопленными за годы службы на Востоке.
фото: Роман Малышев
Высокая оперативность суси-мастеров вкупе с малочисленностью посетителей в будний полдень сделали свое дело — лакомство не заставило себя долго ждать. Тунец, морской окунь, семга, желтохвостик, копченый морской угорь, кальмар, осьминог, морской гребешок, красная икра и много чего другого разноцветной мозаикой было выложено в специальных круглых блюдах с высокими краями. Добротная горка маринованного имбиря стояла особняком. Кстати, о горках. Как говорят, круче гор могут быть только горы. По аналогии могу с полной уверенностью сказать, что вкуснее свежайшей рыбы может быть только свежайшая рыба.
Вопреки расхожему мнению, суси — вовсе не повседневная еда в Японии. Исключение составляют лишь тэмаки-дзуси (известные у нас под английским термином «роллы»), каждая мало-мальски толковая хозяйка в состоянии накрутить их самостоятельно.
В свою очередь, трушные суси, они же нигири-суси (ломтик рыбы, моллюска или омлета, уложенный на рисовый комок), требуют специального навыка не только непосредственно в приготовлении, но и в нарезании материала. Это особая, консервативная профессия, она предполагает наличие высокого мастерства. Стоит также отметить, что за все время странствий по Японии мне ни разу не доводилось видеть за этим занятием женщин, везде только мужчины. Говорят, что одна из причин тому в природной разнице температуры тела. У мужчин она якобы на градус-полтора ниже, что способствует минимизации внешнего воздействия на продукт. Правда это или нет, но факт остается фактом: суси-мастер в Японии — сугубо мужской промысел.
Отведать сусей — это целое мероприятие: необходимо найти место, зарезервировать столик, согласовать день и время с компаньонами, наконец. На крайний случай можно, конечно, выбрать и что-нибудь попроще. Заскочить, например, в кайтэн-дзуси — особый вид сусечных, где порции из одной-двух нигири ездят по поточной ленте, как на конвейере, — и что нравится можно брать самому. Не совсем то, но тоже вкусно.
Сполна насладившись утонченным вкусом даров моря, мы двинулись дальше в путь. На очереди Асакуса, один из немногих островков старого Эдо (прежнее название Токио), сохранившихся вопреки многочисленным пожарам и американским бомбардировкам времен Второй мировой войны. Здесь все еще ощущается дыхание старины, и именно эта черта особенно привлекает.
На Т-образном перекрестке возле «Грозовых ворот» (Каминари-мон) постоянно околачиваются крепкие молодые парни, подрабатывающие рикшами. Они приглашают совершить экзотическую прогулку по старым кварталам. Тут же по углам сидят в беспамятстве пожилые пропойцы, под ногами то и дело путаются школьники, повсюду множество туристов: из Китая, Южной Кореи, США, России и других стран. Много и японских туристов, приехавших из далеких областей посмотреть столицу.
Эта шумная река уходит через ворота вдаль, к самому храму Сэнсодзи, где и растворяется в окружающих улочках, пахнущих благовониями, сакэ, рисом-карри и канализацией. Тут и там встречаешь пристальный, но добродушный взгляд будд и бодхисаттв.
фото: Роман Малышев
Центральный торговый ряд, идущий от ворот к храму, где традиционно сосредотачивается основная часть посетителей, изобилует всевозможными сувенирными лавками. Тут можно приобрести все: от магнитов до традиционных париков и имитаций самурайских мечей. Правда, в погоне за чем-то «по-настоящему японским» никогда не помешает лишний раз изучить понравившуюся вещь, чтобы убедиться, что она сделана именно в Японии, а не в Китае или еще где. Увы, глобализация диктует свои правила.
Когда выныриваешь из толчеи и отходишь немного в сторону, на соседние улицы, оказываешься словно в другом измерении. Туристов и людей вообще становится гораздо меньше, а по мере углубления в эти дебри они и вовсе практически не встречаются. Если повезет, в лабиринтах Асакуса можно наткнуться на прелюбопытные магазинчики, где на продажу выставлены старые доспехи для кэндо, потертые временем свитки с каллиграфическими надписями и изображениями животного мира, мифические существа кома-ину, выполненные из керамики в стиле кутани, разнообразные буддийские четки и прочие ритуальные аксессуары, гравюры, воспевающие красоту горы Фудзи в разные сезоны, и многое другое, на что интересно просто посмотреть, как в музее.
На входе висит колокольчик, оповещающий хозяина о появлении посетителя. Он здоровается исключительно по-японски, хотя уверен, что ни один иностранец никогда не сможет овладеть его сложным родным языком, чтобы понять простейшее «здравствуйте». Тем не менее, здороваться надо. Так принято.
фото: Роман Малышев
Над невысокими домами, видавшими в своей жизни многое, в небо выстреливает другая телебашня — Tokyo Sky Tree. Она превышает своего предшественника почти вдвое (634 м) и выглядит более технологично и современно. Как сказала японка-гид, большому городу стало мало одной башни. К тому же появились новые технологии и стандарты передачи сигнала, поэтому построили еще одну. Любопытно, что башня была завершена менее чем за четыре года — ровно столько я не был в Токио.
Когда покидал его в 2008 году, работы еще даже не начинались.
Здесь и завершился наш осмотр достопримечательностей. Снимки сделаны, подарки куплены, можно возвращаться в отель. Приближался вечер, темнело. В небе сгущались тучи, и вскоре по подоконникам забарабанил первый весенний дождь. На улицы высыпали черно-белые служащие. Вода с неба полилась так интенсивно, что те, кто не удосужился взять с собой зонт, быстрым шагом двигались в сторону ближайшей станции метро, стремясь скорее укрыться в сухом подземелье.
Владелец маленькой лавки по продаже луков и стрел уже готовился к закрытию. Возле входа в тихую забегаловку одиноко стояла девушка в прозрачном дождевике. В руках у нее было ламинированное меню — специально для завлечения прохожих. Но в этот час мало кто показывался на пустынной улице, а если кто-нибудь и проходил, то назойливый холодный дождь не особо располагал к наслаждению изысканным вкусом ломтиков сырой конины, о которых кричала внешняя вывеска.
Так завершилось первое марта, начавшись с солнечного света и теплого ветра. За окном гостиничного номера в синеве ночи неспешно гасли и снова загорались красные габаритные огни высотных зданий, как будто компания великанов собралась покурить. Вдали виднелась протыкающая нависшие тучи старая телебашня. Город готовился отойти ко сну, а мне надо было собирать чемодан. Завтра улетать.
